Книги
Реклама
Андрей Богданов. Александр Невский

Война двух «королей» 1258–1259 гг.


Крещённый в католицизм и коронованный папским легатом великий князь Миндовг далеко рассылал отряды по всей Руси, захватывая один за другим её города. Но и этот храбрый воин не смог защитить родную землю, когда на него двинулось войско опытного татарского воеводы Бурундая вместе с ближайшими союзниками Миндовга – галицко-волынскими князьями. Лаконичный Бурундай прислал Даниилу Романовичу Галицкому – второму в Восточной Европе свежеиспечённому папой «королю», всего несколько слов: «Если ты мирен мне, пойди со мной». Даниил повиновался. Русские войска, под командой брата Даниила Василька и присмотром Бурундая, зверствовали в Литовской земле не хуже татар.
Обещанной папой римским помощи, естественно, не было – она, впрочем, папой всерьёз и не планировалась. Затем Бурундай с Васильком пошёл разорять Польшу – ещё одну «союзницу» Галицкого «короля». Поход был удачен для грабителей. На обратном пути Бурундай взглянул на только что отстроенные Даниилом и Васильком Галицким укрепления Данилова, Львова, Кременца, Стожка, Житана, Луцка и Владимира Волынского. Они ему не понравились, и он велел их снести.
«Король» Даниил руками своего брата Василька выполнил и это. Но не заслужил уважения татар и тем паче сограждан: защитники города Холм просто послали подальше Василька, который именем Даниила (уже бежавшего в Венгрию) потребовал сдать крепость татарам. Как ещё они могли относиться к тому, кто предал свою Церковь, своих товарищей, а под конец – и свою родину? Зато храбрость защитников Холма Бурундай одобрил – и оставил их в покое. Это был единственный город, куда Даниил смог вернуться, чтобы умереть на родной земле в 1264 г.
Великий князь Миндовг извлёк свой урок из этой войны. Отвергнув и католичество, и корону, он собирал во всей Литве оставшихся в живых воинов, чтобы мстить предателям-католикам. На новую войну с Ордой не мог решиться даже он…
* * *
Той же осенью 1258 г. в Ростове был праздник: князья Борис и Глеб вернулись из Орды, Глеб – с молодой княгиней, «и кланялись святой Богородице, и епископу Кириллу, и матери своей великой княгине (Марии. – Авт.). И была в Ростове радость великая о Глебове приезде». А во Владимир к зиме нагрянули численники. Они потребовали, чтобы князья сопроводили их наконец в Великий Новгород.
Положение Александра Невского было ужасным. Отказ чиновникам Великого хана означал нашествие. А как было заставить свободолюбивых новгородцев, не испытавших на себе, что такое татарский погром, платить дани, в которых они русским князьям и самому Невскому упорно отказывали?! Князю оставалась лишь хитрость.
Зимой 1259 г., рассказывает новгородский летописец, «приехал Михаил Пинещинич (новгородский посол к Александру. – Авт.) из Низу (т.е. Владимиро-Суздальской земли. – Авт.) с лживым посольством, сказал так: «Если не имётесь по число (т.е. не поддадитесь на перепись. – Авт.), то уже (собраны) полки на Низовской земле».
Биться против рати Александра новгородцы не решились. После долгих прений на вече «яшася новгородцы по число». Александр смог мирно доставить в город численников. Он пришёл не один – взял с собой брата Андрея и князя Бориса Ростовского. Но даже присутствие трёх популярных в народе князей не обеспечивало безопасности численников. Присланный самим Менгу-ханом чиновник императорского двора Бецик-Берке и его помощник Касачик «с жёнами своими» и сотрудниками налогового ведомства заполонили княжескую резиденцию на Городище. И, как только приступили к работе, в городе и по всей Новгородской земле вспыхнул «мятеж велик».
Одно дело было – слышать, а другое – видеть бесчинства татар, прибывших в сопровождении великого и удельных князей и снующих по родным землям. Переписчиков тайно убивали на улицах и открыто – в сёлах. Как ни уговаривали народ бояре, уловившие, что численники устанавливают дань одинаковую для богатых и бедных, «меньшие люди» собрались «умереть честно за Святую Софию».
Численники, приехавшие с семьями, чтобы прочно осесть на новом месте, заволновались. «Дай нам сторожей, чтобы не перебили нас!» – сказали они Александру. И так жить чиновникам приходилось под охраной княжеской дружины. Но теперь великий князь, опасаясь прямого столкновения с новгородцами, поставил на ночную стражу детей знатнейших бояр во главе с сыном посадника. «И сказали татары, – гласит новгородская летопись, – дайте нам число, или бежим прочь! И чернь новгородская не хотела дать числа».
Город разделился надвое. Богатые бояре, уже увидевшие возможность при обложении сделать «себе легко, а меньшим зло», собирали своих вооруженных сторонников на Софийской стороне. «Чёрные люди» с оружием в руках съезжались отовсюду на сторону Торговую. Обе стороны готовились форсировать Волхов и дать бой прямо в городе.
Гражданскую бойню предотвратил великий князь Александр. Взяв с собой дружину и численников, он сделал вид, что окончательно покидает землю, подлежащую разорению. Новгородцы одумались и пустили численников в город. Те были достаточно напуганы, чтобы тихонько поездить по улицам, пересчитать дворы и убраться восвояси, даже и не думая насаждать систему баскачества. Да и кто осмелился бы тут пойти в баскаки?
«И стали окаянные (численники. – Авт.) ездить по улицам, записывая дома христианские… и уехали окаянные, взяв число, а князь Александр поехал после, посадив сына своего Дмитрия на столе», – заключает новгородский летописец[204]. Князья Андрей и Борис вернулись с татарскими чиновниками во Владимир, «Александра же удержали новгородцы и чтили его много, – добавляет Лаврентьевская летопись. – Александр же, дав им ряд (договор. – Авт.), поехал с честью в свою отчину»[205].
Великий князь был весьма доволен итогом переписи в Великом Новгороде. Не дать татарам «числа» он не мог, но допустить переход страны под управление баскаков было бы для всех князей самоубийством. Александра Ярославича, разумеется, удивляло, почему этого не понимает хан Берке: ведь единая имперская администрация со временем попросту упразднила бы и власть улусных ханов!
Открыто сопротивляться установлению системы баскаков великий князь не мог; но, коли уж татарские чиновники сами её в Новгороде не ввели… Словом, «мятеж велик» и самоуправные действия «черни» можно было только похвалить. Ни одной казни, ни одной расправы по этому случаю в Новгороде не было, а почести, возданные князю новгородцами после отъезда численников, вообще наводят на размышления…
Решение проблемы упиралось в хана Берке, не понимающего, что пилит сук, на котором сидит. Но здесь великий князь мог только молиться. Что он и делал, если верить Лаврентьевской летописи, весь 1260 г. (в тексте – 1259-й, но это известная ошибка летописца): «Приехал из Новгорода Александр к святой Богородице в Ростов, в среду Страстной недели, и кланялся святой Богородице, и целовал Крест честной, и кланялся епископу Кириллу: «Отец святой, твоей молитвой я и туда в Новгород ехал здоровым, и сюда приехал твоей молитвою здоров!» Блаженный же епископ Кирилл, (князья) Борис и Глеб и мать их Мария княгиня чтили Александра с великой любовью. И поехал (великий князь) во Владимир»[206].
Новгородский летописец с облегчением записал: «В 1260 г. была тишина весь год». И в Западной Руси «была тишина по всей земле»[207]. Плохо было только крестоносцам Тевтонского ордена. Те, как было и на Руси, преувеличили разгром татарами военных сил Литвы и бросили свои войска в область Жемайтию, намереваясь пробить вдоль моря «коридор» и соединить наконец прусские и ливонские владения ордена. Для сей благословлённой папой римским цели ливонский магистр Бугрард фон Горнгузен и маршал Тевтонского ордена Генрих Ботель призвали, помимо орденских войск, отряд шведов и датчан из Ревеля во главе с герцогом Карлом и немало крестоносцев из разных стран Западной Европы. Взяли они с собой и отряды покорённых пруссов, эстов и куршей.
Это трёхтысячное войско выступило в поход, но скоро вынуждено было повернуть назад: литовская кавалерия численностью до 4 тысяч всадников атаковала земли самих крестоносцев. Спеша спасти свои владения, рыцари столкнулись с противником у оз. Дурбе – и были разбиты наголову. Интересно, что в их окружении и уничтожении сыграли роль эсты и курши, атаковавшие своих «господ» с тыла. Согласно уже многократно цитированной Ливонской рифмованной хронике, в сече были убиты магистр, маршал, и 150 рыцарей ордена:

Как мученик, магистр погиб
И полтораста братьев с ним.
И многим пилигримам, им
выпала все та же доля —
смерть приняли по Божьей воле…
Повсюду разнеслось известье,
что маршал также в битве пал.
Всегда он храбро воевал…

Погиб также герцог Карл, а 15 рыцарей попали в плен. Остатки крестоносного воинства бросили коней и искали спасения в лесах:

Те, кто искал себе спасенья,
от смерти страшной избавленья,
в лесу густом тогда укрылись,
неслышно красться научились,
сквозь чащу пробираясь скрытно.
Так было войско все разбито.

Ливонский стихотворец подчеркнул, что оставшиеся в живых крестоносцы пробирались домой пешими:

Остатки тех, что в сече бились,
В обратный путь тогда пустились,
и от зари и до зари
В лесах брели, как дикари.
Они без остановки шли,
Пока до дома не дошли.

Папа римский спешно призывал на помощь ордену рыцарей Германии, «едва сдерживая слёзы и с трудом поверив, что такое большое число рыцарей ордена нашло смерть от рук неверных». В то же время великий князь Миндовг, убедившись на своём опыте в неверности и коварстве «благородных» рыцарей, вступил в мирные переговоры с великим князем Александром. По заключённому в 1262 г. договору занявший Полоцк литовский князь перешёл «под руку» Александра. Перестал Миндовг претендовать и на Витебск, а Александр выдал за отважного витебского князя Константина свою дочь[208].
Целью договора с Литвой было объединение сил для удара по настырным крестоносцам. Они за два года успели подкопить сил: на призыв папы помочь Ливонии откликнулось немало рыцарей. Но успешно сражаться против лучших конников Восточной Европы, не считая татар, рыцари всё равно не могли.
«А сына своего Дмитрия, – сообщает Житие Александра, – (великий князь) послал в Западные страны, и все полки свои послал с ним, и близких своих домочадцев, сказав им: «Служите сыну моему, как самому мне, всей жизнью своей». И пошел князь Дмитрий в силе великой, и завоевал землю Немецкую, и взял город Юрьев, и возвратился в Новгород со множеством пленных и с большою добычею».
Осенью 1262 г., после заключения договора с Миндовгом, уточняет новгородская летопись, «пошли новгородцы с князем Дмитрием Александровичем великим полком под Юрьев; были тогда и Константин князь, зять Александров, и Ярослав, брат Александров, со своими мужами, и Полоцкий князь Товтивил, с ним полочане и литовцев 500; а новгородского полку – без числа, только Бог весть.
И был твёрд город Юрьев, в 3 стены, и множество людей в нём всяких, и они устроили себе оборону на стенах града крепкую. Но честного Креста сила и Святой Софии всегда низлагает неправду имеющих! Так и этого города бесполезна твёрдость была, но помощью Божией одним приступом взят был. И людей многих города того убили, а других взяли живьём, и иные в огне сгорели, и жёны их, и дети. И взяли (русские. – Авт.) товаров бесчисленно и пленных.
А (у дружинников. – Авт.) мужа доброго застрелили с города и Петра убили Мясниковича. И пришёл князь Дмитрий в Новгород со всеми новгородцами (т.е. без потерью. – Авт.) со многим товаром»[209].
Союзники-литовцы выступили ещё раньше, и успешно совершили поход под Венден. Крепко побитый орден надолго затих, зализывая раны.
В том же 1262 г. была одержана и более важная победа. На разоренных татарами землях – во Владимире, Суздале, Ростове, Переяславле, Ярославле, Устюге и других городах – вечевые колокола возвестили о кончине баскаков.
«В 1262 г., – торжественно сообщает Лаврентьевская летопись, – избавил Бог от лютого томления басурманского людей Ростовской земли, вложил ярость в сердца христианам, не терпя насилия поганых. Собрали веча и выгнали (баскаков) из городов, из Ростова, из Суздаля, из Переяславля! Ибо откупали те окаянные басурмане дани, и от того великую пагубу людям творили: добывая резы и ногаты (мелкие деньги. – Авт.), души христианские врозь вели. Видел же человеколюбец Бог, послушал моления (своей) Матери, избавил людей своих от великой беды»[210]. Судя по летописным рассказам служивших в баскаках, особенно переменивших веру соплеменников восставшие граждане убивали с остервенением, но природных татар, отказавшихся от своего «басурманства», щадили.
В Великом Устюге баскак Буга взял в наложницы местную девушку Марию. Она полюбила татарина, укрыла от опасности и уговорила принять христианство. Народ, поначалу мечтавший казнить баскака, отказался от мести и предпочел погулять на свадьбе Марии с новокрещеным Иоанном, который со временем заслужил всеобщее уважение. Баскачество не смогло привиться на Руси, хотя великие ханы не оставляли своих попыток до конца столетия. Сбор дани и власть остались в руках князей. Сохранение российской государственности было в немалой мере заслугой Александра Невского, дипломата и воина.
Историки давно предположили, что одновременный бунт во всех крупных городах Владимиро-Суздальской Руси, даже в далёком Устюге, не мог возникнуть без ведома, а то и организационного участия великого князя Александра. Именно он знал, что великий хан Менгу умер в 1259 г. во время осады жалкого китайского городка, и в империи немедля разгорелись усобицы. Уже на следующий год законопослушный хан Берке отозвал свои тумены, посланные по приказу Менгу на помощь ненавистному Хулагу. А тот, успев уже разгромить Арабский халифат и взять Багдад, в 1260 г. перебил в своей ставке сторонников Берке. Летом 1262 г., когда в русских городах звучал набат и летели головы баскаков, войска двоюродных братьев-ханов уже насмерть рубились в Закавказье.
Теперь хану Берке было не до политики Каракорума и не до единой системы администрации и налогообложения по всей империи. Он нуждался в средствах для вознаграждения своих бойцов и в воинах, которыми мог пополнить свои ряды. Видимо, заранее собрав богатые дары, Александр Ярославич поехал в Орду.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 3325